«Много в Олимпе богов сильней златовласого Феба;
Что ж ты, других позабыв, жертву приносишь ему?»
— «Много сильных богов восседает на горнем Олимпе,
Все же подвластны они воле Фортуны слепой;
Феб златовласый один от дерзкой Фортуны свободен,
Жертвы ему одному гордый приносит певец».
Гнездовье грифов здесь, и озираю
С кормы утёсистой я, как Язон, —
Золоторунный без конца и краю
От облачной овчины горизонт.
Бери свои иглы, бери свои рядна,
натягивай страсти на старые кросна —
гляди, как летает челнок Ариадны
в твоём лабиринте пред чудищем грозным.
Эй, слушайте, нимфы! Я — Актеон.
Я тайну богини один подсмотрел,
Когда она в волны входила нагая...
Бегу, сворачивая, и слышу гон.
Всё близятся своры, меня настигая.
Влага Стикса закалила
Дикой силы полноту
И кипящего Ахилла
Бою древнему явила
Уязвимым лишь в пяту.
Сотворя Зевес вселенну,
Звал богов всех на обед.
Вкруг нектара чашу пенну
Разносил им Ганимед...
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
Великий Гектор стрелами убит.
его душа плывёт по тёмным водам,
шуршат кусты и гаснут облака,
вдали невнятно плачет Андромаха.
«Много в Олимпе богов сильней златовласого Феба;
Что ж ты, других позабыв, жертву приносишь ему?»
— «Много сильных богов восседает на горнем Олимпе,
Все же подвластны они воле Фортуны слепой;
Феб златовласый один от дерзкой Фортуны свободен,
Жертвы ему одному гордый приносит певец».
Гнездовье грифов здесь, и озираю
С кормы утёсистой я, как Язон, —
Золоторунный без конца и краю
От облачной овчины горизонт.
Бери свои иглы, бери свои рядна,
натягивай страсти на старые кросна —
гляди, как летает челнок Ариадны
в твоём лабиринте пред чудищем грозным.
Эй, слушайте, нимфы! Я — Актеон.
Я тайну богини один подсмотрел,
Когда она в волны входила нагая...
Бегу, сворачивая, и слышу гон.
Всё близятся своры, меня настигая.
Влага Стикса закалила
Дикой силы полноту
И кипящего Ахилла
Бою древнему явила
Уязвимым лишь в пяту.
Сотворя Зевес вселенну,
Звал богов всех на обед.
Вкруг нектара чашу пенну
Разносил им Ганимед...
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
Великий Гектор стрелами убит.
его душа плывёт по тёмным водам,
шуршат кусты и гаснут облака,
вдали невнятно плачет Андромаха.
«Много в Олимпе богов сильней златовласого Феба;
Что ж ты, других позабыв, жертву приносишь ему?»
— «Много сильных богов восседает на горнем Олимпе,
Все же подвластны они воле Фортуны слепой;
Феб златовласый один от дерзкой Фортуны свободен,
Жертвы ему одному гордый приносит певец».
Гнездовье грифов здесь, и озираю
С кормы утёсистой я, как Язон, —
Золоторунный без конца и краю
От облачной овчины горизонт.
Бери свои иглы, бери свои рядна,
натягивай страсти на старые кросна —
гляди, как летает челнок Ариадны
в твоём лабиринте пред чудищем грозным.
Эй, слушайте, нимфы! Я — Актеон.
Я тайну богини один подсмотрел,
Когда она в волны входила нагая...
Бегу, сворачивая, и слышу гон.
Всё близятся своры, меня настигая.
Влага Стикса закалила
Дикой силы полноту
И кипящего Ахилла
Бою древнему явила
Уязвимым лишь в пяту.
Сотворя Зевес вселенну,
Звал богов всех на обед.
Вкруг нектара чашу пенну
Разносил им Ганимед...
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.
Великий Гектор стрелами убит.
его душа плывёт по тёмным водам,
шуршат кусты и гаснут облака,
вдали невнятно плачет Андромаха.